Короткий фрагмент этой интересной публикации уже был в рубрике «краеведение» на сайте pervo.info. Сегодня предлагаем её полную версию из газеты «Пермские губернские ведомости», от 22 апреля 1909 года.
Если бы река Чусовая находилась где-либо за границей, или хотя бы около наших столичных центров, то, несомненно, нашлись бы такие предприимчивые люди, которые организовали бы по ней весенние сплавные рейсы для любознательных путников, любителей природы и сильных ощущений и вообще туристов, и несомненно также, что подобные весенние поездки по этой редкой по красоте и исключительной своими особенностями реке привлекали бы массу путешественников, как их ежегодно привлекает какая-нибудь сравнительно жалкая Иматра, или известный Рейнский водопад (Рейнфаль) в северной Швейцарии, близ города Шафгаузена.
К сожалению, Чусовая неизвестна не только громадной массе русской путешествующей публике, но даже большинству жителей Урала, которые, правда, мельком слышали, что существует река, носящая это название, по которой ежегодно весной сплавляются караваны с железом и чугуном уральских заводов. Дальше сведения, даже местных людей, не идут, и если вы спросите любого среднего обывателя, хотя бы той же Перми, близ которой впадает Чусовая в Каму, то услышите в ответ, что, дескать, действительно, есть такая река и ходят, мол, по ней караваны, а впрочем, во всем – река, как река! И только.
Между тем сведения эти будут не только неполны, но и крайне неверны, так как Чусовая очень мало похожа на обычную равнинную реку и принадлежит скорее к горным потоками, бурным и многоводным в дни таяния снегов в горах Урала и во время ливней и почти безводным после половодья, благодаря главным образом чему Чусовая не принадлежит к числу судоходных рек на огромной части своего протяжения и лишь в нижнем своем течении, от Чусовского завода, где она принимает характер обыкновенной равнинной реки, становится судоходной, да и то лишь отчасти: по ней совершается пароходное сообщение до середины лета, после чего она окончательно мелеет и становится проходимой в брод любой курицей.
Главной особенностью реки является, однако, не только бурное и необычайно весеннее половодье ее, когда она, взломав лед, бешено несет свои полые воды, сворачивая на пути огромные валуны и камни, но редкие, дивные красоты берегов и самое ее течение, до необычайности извилистое, проложенное по бесконечному числу излучин и стремительных неожиданных поворотов в каменной гряде уральских гор, представляющих по ее берегам ни с чем не сравнимую по красоте природы панораму.
Чусовую, как сказано, посещает совершенно ничтожное число туристов, в особенности в дни ее половодья, и к услугам их нет решительно никаких, даже самых примитивных, приспособлений для путешествия, причем самое это путешествие представляет еще то весьма существенное неудобство, что оно должно быть совершаемо ранней уральской весной, в первой половине в большинстве случаев очень холодного и непогодного апреля, ввиду чего и требует раньше всего очень обильного запаса теплой, вполне зимней, одежды, так как весенний холод усугубляется ветрами и присутствием большого количества льда, который нередко сопровождает путешественников по их весенней поездке по Чусовой. В остальное же время года, когда установится тепло и последует спад воды, наступающий на реке очень быстро, путешествие даже в самой мелкосидящей лодчонке почти немыслимо, так как река мелеет настолько, что не может во многих местах поднять даже утлую рыбачью ладью. Так, например, в минувшем году задумал совершить подобное путешествие по Чусовой, вплоть до Перми, большой любитель путешествий и природы екатеринбургские преосвященный епископ Владимир, имевший в своем распоряжении превосходную, американской конструкции, моторную лодку, с ничтожно осадкой. Лодка эта была доставлена на подводах до Билимбаевского завода, откуда совершаются обычно такого рода путешествия, и к начальному пункту плавания были доставлены все необходимые принадлежности, прибыл шофер и сам преосвященный, в сопровождении нескольких лиц свиты, предполагавших плыть в обыкновенной лодке на буксире за мотором, располагающим достаточной для этого силой. Однако, проплыв всего несколько верст, путники должны были отказаться от дальнейшего плавания, так как мотор все время бороздил дно своим винтом и, в конце концов, так надежно засел на камнях, что его с трудом удалось вытащить на берег, после чего путешественникам пришлось возвратиться домой , и интересная поездка таким образом, не состоялась.
Как сказано выше, на Чусовой для путешественников нет решительно никаких приспособлений для совершения поездок даже и в весеннее половодье, если не считать, конечно, обычных шитиков и рыбачьих лодок. Впрочем, даже и при наличности более удобных судов, как, например, моторных лодок, путешествие на них может быть совершено лишь при условии обладания очень опытным кормчим или, по местному, лоцманов, во всех мельчайших подробностях знакомым с капризным и очень опасным руслом реки, где, под полой даже водой скрываются такие большие и острые камни, о которые разобьется какое угодно судно, идущее, в силу необходимости, силою течения с огромной быстротой.
Если, однако, кто вздумает совершить весеннее путешествие по Чусовой во время половодья, тот не должен останавливаться над разрешением вопроса – на чем ехать или плыть. Вопрос этот разрешается очень просто – стоит лишь предварительно, письменно, по телефону или устно обратиться в то из заводоуправлений, что сплавляет обычно весной караван свой с железом во Чусовой, или же прямо снестись с доверенным завода, проживающим обычно в Перми или Екатеринбурге, и испросить разрешение занять место в одной из кают той баржи или коломенки, что предназначена для караванного, т.е. старшего приказчика, сопровождающего караван. Отказов в таких случаях никогда не бывает и заводоуправления весьма охотно предоставляют и, конечно, бесплатно места в каютах судна приказчика, причем могут письменно, по телеграфу или по телефону известить путника о дне и часе отхода каравана, к которому надо, конечно, прибыть заблаговременно, запасшись собственным количеством съестных припасов, спальными принадлежностями и теплой одеждой. Каюта эта не будет иметь, конечно, тех удобств, что на пароходе, хотя там найдется и большое окно, и кровать и проч.
Это, повторяем, почти единственный способ совершить крайне интересное исключительное путешествие, где первую роль играет степень безопасности: коломенка, на которой поедет турист, равно как и весь караван, находятся под управлением и в безусловном подчинении особо приглашаемых опытных людей, лоцманов, сызмальства занимающихся этим крайне ответственным и далеко небезопасным промыслом, от опыта, смекалки, присутствия духа и знания фарватера которых зависит не только целость всего каравана, но и жизнь плывущих на нем людей.
Благополучно сплавить караван – не шуточное дело, в особенности когда вода не очень высока и в двух-трех вершках от острых как бритва подводных камней проносится с огромной быстротой баржа с полуторами десятками тысяч пудов груза.
Лет 50 тому назад путешествие это было гораздо опаснее и ни один сплав каравана не обходился без несчастий: «убивались» баржи, т.е. разбивались о камни и тонули со всем своим грузом и людьми, которые, при бешеном ходе реки, не могли спасаться ни вплавь, ни в лодках. Теперь это путешествие стало значительно безопаснее, так как сплавщики придумали особый, весьма немудреный способ утихомирить ход баржи, путем волока за собой огромных чугунных свай или баб – лотов, которые, волочась на канатах и цепях по дну реки за носом судна (баржа идет по Чусовой рулем вперед), могут не только умерять стремительность хода судна и направлять его по фарватеру, но и совершенно остановиться, как на якоре.
Сплав чусовского каравана – целое событие в тех местностях, откуда он выходит и представляемое им зрелище одно достойно внимания туриста.
Баржи для караванов — однолетки, т.е. такие суда, кои изготавливаются лишь для одной сплавки и, по миновании надобности, т.е. по достижении намеченного пункта, обычно Нижнего Новгорода, волжских понизовых городов, или по тихвинской и Мариинской системе – Петербурга, — продаются на слом и идут или на дрова или на строевые материалы. Сооружаются они особыми плотниками на берегу своих гаваней, т.е. месте, где предстоит погрузка металлов и куда, начиная с середины зимы, подвозятся из заводских складов разные изделия, подлежащие сплаву – чугун, сортовое железо и проч. Баржи эти сроятся небольших размеров, так как слишком длинное судно не будет в состоянии совершать тех головоломных поворотов, что ему придется делать при путешествии по Чусовой по ее бесконечным извилинам, очень часто напоминающим собою петли. Ко времени окончания постройки и проконопатки судов на берегу уже вырастает целая контора, куда, в ожидании сплава, собираются судорабочие, лоцмана, приказчики, грузчики, володивы и проч. люд. Ныне, впрочем, с упразднением сплава судов с помощью огромных весел – потесей, число судорабочих очень невелико; раньше же на каждое судно набиралось по 50 бурлаков, с трудом управлявшихся со своей тяжелой работой.
Когда наступит тепло и последует таяние снегов, Чусовая быстро синеет и к этому времени заканчиваются все подготовительные работы, а окрестное население все чаще и чаще заглядывает к месту снаряжения каравана, не желая опустить торжества его сплава.
Самый сплав бывает различный, в зависимости от количества и быстроты таяния снегов: если снегов немного и таяние идет медленно вследствие морозных ночей, то воды в реке будет мало и тогда предстоит самый трудные сплав – караван нагрузится далеко не полным грузом и для подъема его все же хватит воды, которая будет выпущена для поднятия уровня реки из запасного водоема – пруда Ревдинского завода. В этом случае караван не может медлить ни одного часа, даже минуты и тотчас же за спуском воды из пруда двигается в путь; в противном случае он легко может обмелеть и застрять не только где-либо в пути, но даже не выйти из гавани, где суда грузятся в ожидании сплава.
Если же снегов много, таяние их идет дружно, то предстоит более легкий сплав, по так называемой «корено» воде, т.е. без помощи запасов из ревдинского водоема, который в таких случаях сохраняется.
Когда Чусовая, под напором быстро устремившихся в нее горных потоков, вздуется и, взломав свой лед, станет прибывать, баржи быстро сталкиваются в гавани и столь же быстро нагружаются, причем, в случае малой прибыли воды, не теряется буквально ни одной минуты: не даром сплавщики называют Чусовую – Часовой. Баржи нагружены и стоят на канатах и цепях.
Но вот – закончены все приготовления. На берегу высыпало буквально все село: стар и млад; появился крестный ход из сельской церкви и под немудреное пение церковного импровизированного хора сельский батюшка служит напутственный молебен. С берегов в это время гремят салюты из деревенских самопалов и заводских пушек, коими завладела молодежь.
По окроплении судов святой водой наступает прощание отъезжающих с остающимися и, наконец, по команде старшего караванного, начинается отвал головной баржи, на которой, у руля, уже стоит старший лоцман – главное ответственное лицо за целость и благополучие всего каравана.
Отданы или перерублены чалки, заброшены лоты – те чугунные бабы, что волокутся по дну реки на канатах и цепях за судном, и первая баржа вступает в стремительный поток, который, с бешенством, кружась и пенясь, мчит свои мутные волны, сплошь усеянные обломками льда и всякой дряни, что сорвала с берегов расходившаяся во всю река. За первой баржей выступает из гавани вторая, и так все по порядку, пока весь караван не скроется за первым поворотом реки из глаз собравшейся толпы сельчан, шлющих прощальные приветы пловцам.
В былые годы, когда не знали применения спасательных лотов, караван устремлялся в реку с невероятной быстротой и несся, как птица на крыльях. И много надо было умения, силы воли, крепости духа и знания фарватера, чтобы с помощью одного кормового руля да десятка такелажных неуклюжих весел-потесей справиться с мчавшимися навстречу камнями и горными утесами, по крутым извилинам реки судном. Малейшая оплошность, неверное движение реки на руле, мало-мальски запоздалый поворот, или забытый камень на дне реки, и 15тысячепудовая баржа разбивалась как ореховая скорлупа и гибла со всем своим грузом и десятками людей.
Теперь этой степени опасности нет – ряд тяжелых лотов волочится по дну реки и мало-мальски опытному лоцману не стоит столь большого труда направлять баржу по фарватеру, умерять ее ход в наиболее опасных местах и даже совсем останавливаться по желанию. Но для этого необходимо, что называется, в зубок знать весь капризный и извилистый фарватер реки и твердо помнить – в каком месте и на какой высоте торчит под водой предательский камень, напоровшись на который тяжелая баржа неминуемо пойдет ко дну, со всем своим грузом, что, впрочем, случается ныне уже в виде исключений. Лоцмана – народ очень надежный и опытный и пока им доверят в руки руль судна, проходя десятки лет их плавания в качестве подручных, учеников и помощников, в течение которых они изучают фарватер реки – как печь в родной своей избе.
Караван идет до Чусовского завода, где кончается горная часть реки и всякая опасность, около 4-5 дней и затем прибывает в Левшино на Каме, обыкновенно к открывающейся здесь в это время ярмарке, где часть груза распродается, а баржи догружаются полным количество металлов, в среднем до 28 тысяч пудов, и затем следуют уже по Каме почти без всяких приключений, причем путь совершается до Лаишева, где тоже бывает в это время железная ярмарка, ныне, впрочем, совсем упавшая после нарождения синдиката «Кровля», и где распродавалась тоже часть товара и все деревянные надстройки на баржах, а также и часть судов – на дрова и строительные материалы, после чего караван следует в Нижний, к Макарию, вних и вверх по Волге, уже за паровыми судами.
Вся поэзия сплава по Чусовой состоит, кроме необычной для туриста обстановки, в возможности любоваться в течение почти пятя дней редкими по красотам берегами реки, причудливыми скалами и обрывами, нависшими над тонкой лентой ее русла. Нет слов, нет красок для описания дивных видов на реке, которые, как в калейдоскопе, с поразительной быстротой, сменяют один другого, а очарованный путник в немом восторге не может оторвать от них своих глаз. Река вьется почти все время своеобразным коридором, стены которого состоят из причудливейших скал, обрывов, покрытых вековыми соснами и другой растительностью. Часть берегов совершенно неприступна со стороны реки и не найдется даже такой кошки, которая взобралась бы на эти отвесные кручи, сплошь состоящие из серого камня, гранита и валунов. Скалы и обрывы поминутно принимают самые причудливейшие образы – то вы видите перед собой каменные гряды, беспорядочно нагроможденные друг над другом, то появится стена неприступной крепости, то мелькнет подобие какой-то неясно очерченной как бы человеческой фигуры, которая многими и принимается действительно за гигантские изображения древних идолов, то мелькнет в выси ряд утесов, а в них пещеры, среди которых одна особенно привлекает внимание путника – в ней, по преданию, ночевал знаменитый Ермак Тимофеевич, лихой покоритель Сибири, прошедший со своими воинами всю Чусовую.
Баржа идет так быстро, что путник не успевает насладиться вполне видом, как на смену ему плывет уже другой и, по обману зрения, кажется, что баржа стоит на месте, а навстречу ей движется сменная, как на ленте кинематографа, панорама берегов реки. По пути попадается не мало причудливых островков, с торчащими в высь огромными скалами и валунами – это самые опасные места и не одна баржа разбилась здесь во времена оны, поглотив в остове своем десятки человеческих жизней.
Тишина на реке стоит полная, ничем не нарушаемая, кроме окриков лоцмана, да своеобразного лязга цепей и лота, прыгающего в воде по каменистому ложу реки, которое теперь, в последние 50 лет, вышлифовано как грифельная доска. Оно и не удивительно. По Чусовой проходят ежегодно около сотни судов, тянущих за собой три-четыре сотни чугунных, в десятки пудов, лотов, которые по прибытии на место представляют из себя жалкие лепешки, весом в несколько лишь фунтов – все остальное стерто о дно реки. На прямом и глубоком фарватере лоты подтягиваются ближе к судну и часто оно идет лишь на одном из них и тогда можно думать, что по дну реки мчится поезд с его своеобразным стуком колес.
Перед опасными же местами лоцман приказывает опустить все лота на самый длинный конец, и с помощью их проходит совсем тихо какой-нибудь торчащий из воды «боец».
В былые годы, когда лотов этих еще не знали, на тихих местах, на палубу выползали из своих нор бурлаки и затягивали свои, им одним знакомые, песни, ныне тоже, как бурлаки, отошедшие в область преданий.
Источник: сайт «Дом Пастернака»