От Урала до Чонгара / Краеведение / Pervo.info

Рассказ командира конной разведки 266-го имени Малышева полка 30-й дивизии В. С. Гребенщикова

В 1916 году я был призван на действительную службу в кавалерию. Служил в Петергофе и каждое воскресенье в увольнение ездил в Петроград. Там у меня дружок завелся из рабочих. Отец у него — путиловец. Первый раз старик встретил меня настороженно; недовольно посмотрел сына: кого привел? Парень начал оправдываться: «Свой человек». Отец будто и не слышал его. Холодно кивнул на свободную табуретку и стал расспрашивать меня, где работал, кем, кто родители. Помню, за столом сидели пожилые люди, видимо, его товарищи по заводу. Один из них со смехом поднялся.

— Ты что к парню привязался? Следователь самозванный! А ну, кажи руки!— обернулся он ко мне.

Я протянул ладони. За время службы черный налет сошел, а мозоли остались.

— Вот читай, вишь, написано: рабочий!

Старик был посрамлен, но не остался в долгу и, видимо, мстя за «самозванного следователя», быстро нашелся:

— Рассказывай, цыганочка-сербияночка!..

Однако приветил меня и терпеливо отвечал на многие мои вопросы.

А их было хоть отбавляй. Все чаще и громче поговаривали: «Долой| империалистическую войну!», «Долой самодержавие!» Все это крепко западало в молодой ум, требовало ответа. Старик открывал мне глаза.

Поучили нас, молодых новобранцев, девять месяцев и бросили на Западный фронт, под Львов. Доучивались уже в боях с австро-германскими войсками. Па своей спине испытал я жестокие армейские поряди

Февральскую революцию встретили на фронтах радостно. Начал возникать комитеты солдатских депутатов. Митинги, собрания. С офицеров срывали погоны. Часть нашу расформировали, интендантское имущество поделили. Мне, помню, достались две шинели, две пары сапоги два мундира. Как раз хватило носить на всю гражданскую войну А повоевать мне пришлось много. В рядах 2-й Уральской дружины ходи против Дутова, потом вместе со знаменитым 266 имени Малышева полком участвовал в разгроме Колчака, Врангеля, Махно.

Моя служба революции началась с выполнения ряда оперативных заданий. После Октября наш сводный отряд ликвидировал в Могилеве контрреволюционный батальон георгиевских кавалеров, рассеял юнкеров и казаков в Гатчине. Наступила передышка, и мне дали отпуск. Поехал к родным в Екатеринбург.

На Верх-Исетском заводе, где я работал до солдатчины, встретила с Петром Захаровичем Ермаковым. Он рассказал мне о формирована рабочей дружины, спросил:

— Надолго приехал?

— На месяц. Потом шпоры в бока, и обратно.

— Брось. Оставайся. Тут такое дело: на Дутова идем! Каждый сак на учете. Ты кто — унтер? Вот нам тебя и надо… Главное, парень ты свой, рабочий.

Заметив мое колебание, он дружески хлопнул меня по плечу:

— Не волнуйся, в часть бумагу сладим. Ну, так как, по рукам? Я согласился.

Дутов поднялся в конце декабря 1917 года на Южном Урале -в Оренбурге, Орске и Верхнеуральске. За его спиной стояло контрреволюционное казачество и кулачье. Рабочие дружины из центра, Поволжья, Уфы и Екатеринбурга быстро рассеяли мятежников. В конце января, незадолго до моего приезда, верхисетцы под командой Ермакова с победой возвратились домой.

Но Дутов не был уничтожен полностью, и уже через два месяца восстание разгорелось с новой силой, угрожая отрезать южноуральские заводы от Екатеринбурга. Областной комитет партии большевиков и Уралсовет постановили послать против Дутова красногвардейские дружины.

Ермаков поручил мне сформировать конный отряд разведчиков. Первая мысль: где взять лошадей? Захарыч — так задушевно звали рабочие Ермакова — усмехнулся: «Это легче легкого. У местных купцов да подкулачников их больше, чем надо!» Взял я наряд рабочих и — на заимку, где содержались лошади. Выбрали самых лучших.

Теперь нужно найти охотников. Пришел я в мартеновский, объявил о наборе. Сразу же записались молодые рабочие: Ярославцев, два брата Куриловых, Александр Медведев, Егор Скорынин. Они и составили костяк отряда. К нам примкнули «старички» Михаил Шадрин и Никои Егоров.

Отряд сформировали. Но вот беда: почти никто не умеет как следует владеть клинком, управлять лошадью. Потренировались мы три дня на площадке во дворе штаба (ныне 4-е отделение милиции на ВИЗе), сели в вагоны и — в поход! Ребята шутили: «Ничего, в бою доучимся!» Главное — у всех было боевое настроение, каждый рвался в бой. поезду задержаться на станции — в вагонах уже ропот: «Почему стоим?» Крепки были рабочие сотни революционным духом, пролетарской сознательностью, железной дисциплиной. Во главе их шли испытанные руководители Ермаков и комиссар Малышев, назначенный обкомом партии.

Начался второй поход против Дутова.

Высадились мы в Троицке и развернули наступление в направлении на Верхнеуральск. Вначале встречали нас хорошо. Перед въездом в станицу казаки выставляли стол, крытый белоснежной скатертью, краюху веба и соль. Казалось, станицы соревнуются в гостеприимстве. Проходим поселок Берлинский, станицы Степную, Подгорную. Но вскоре мы узнали цену казацкого хлебосольства. При выходе из одной станицы виднелись наваленные кучи прелой соломы. Едва мы их миновали, как по колоннам ударили пулеметные очереди. Быстро развернули орудия, дали залп. С этих пор мы были начеку!

Перед Верхнеуральском у отряда почти совсем кончились патроны и снаряды. Наступать дальше было бессмысленно. Решили повернуть на Троицк. Обратный путь проходили маршем, отбивая частые вылазки дутовцев.

Большой бой разгорелся у Черной речки. Белоказаки пустили в ход всю свою воинскую смекалку и хитрость. 700 спешившихся дутовцев засели под мостом, рассыпались незаметными цепями вдоль крутого берега, расставили пулеметы. Вокруг лежали поля, покрытые глубоким снегом. Путь был один — через мост. Казаки удачно выбрали место для засады. Чтобы усыпить нашу бдительность, они выслали далеко вперед опытного лазутчика. Он мирно ехал в повозке. Конный дозор опросил его, видел ли казаков.

«Нету их тут!» — деланно тараща глаза, уверил возница. Его отпустили. Не успели мы отъехать, как послышались выстрелы. Засада! Отряд стремительно развернулся в цепь, охватывая полукольцом свои обозы. Наступающих дутовцев встретили картечью. Наша пехота ударила в лоб, казаки не выдержали.

Успеху способствовал глубокий прорыв красных конников, действующих на левом фланге. Во время налета геройски погиб разведчик Николай Егоров. Преследуя неприятеля, он врубился в беспорядочный строй отступающих казаков. Увидев, что Егоров один, казаки набросились на него. Мы поспешили на помощь, но было уже поздно. Егоров «друг припал к шее коня…

В этом же бою был убит командир сотни Михаил Колмогоров. Были ранены наш Захарыч, Ливадных, Орешкин и другие. Убитых отправили для торжественных похорон в Екатеринбург. Их именами теперь названы улицы в Верх-Исетском районе города.

В бою под Черной речкой дутовцы потерпели жестокое поражение. Первый этап борьбы с Дутовым закончился.

Выступили мы из Екатеринбурга в последних числах февраля, а вернулись в ночь на 2 мая. Встреча была горячей.

Неожиданно новая туча нависла над молодой Советской республикой: восстал чехословацкий корпус, состоявший из военнопленных. Одновременно зашевелилась недобитая белогвардейская нечисть. В ноябре 1918 года в Омске произошел переворот, и власть взял в свои руки ставленник Антанты адмирал Колчак. Открылся Восточный фронт.

Екатеринбург был объявлен на осадном положении. Все ушли на защиту города. Оставались только Верх-Исетский резервный отряд и эскадрон конницы.

23 июля, помнится, мы с моим двоюродным братом вернулись с заимки. Слышим разговор: «Наши уходят из Екатеринбурга!» Запрягли лошадей — и в штаб. Там уже полным ходом идут сборы. Сворачивают замена, упаковывают архивы, документы. Переночевали в штабе, а на следующий день началось отступление. Наш эшелон остановился в Палкино (ныне станция Свердловск-Сортировочная). Конным разведчикам приказано узнать, свободен ли путь.

Мы выехали по направлению к селу Решеты. Подъезжаем. Я приказал основной части отряда спешиться у опушки леса и ждать сигнала. Небольшой группой направляемся к селу. Сбоку покачивались в седлах Петр Ярославцев, Александр Медведев, Гаврила Волокитин, Павел Ермаков. Ехали спокойно: только что перед этим встретили бывшего подрядчика Бурцова, он нас уверил, что в Решетах никого нет.

Впереди, сквозь редкий лес, проглянули первые домики. Но что это? Какие-то тени бесшумно перебегают от ствола к стволу.

Казаки!

Мы открыли огонь. Почти на плечах врага наш отряд ворвался в село. Я поднялся на стременах и дал сдвоенный выстрел — условленный сигнал. Но. как потом выяснилось, наш резерв, услышав стрельбу, повернул назад А мы, уверенные, что они за нами следуют, мчались вперед.

Градом простучали копыта по деревянному настилу моста. Вот уже близко окраина села. Белогвардейцы с хода влетели в узкий переулок. Сейчас мы вырвемся за село. И вдруг на наших глазах откуда-то сбоку неторопливо выкатывается бронепоезд белочехов и преграждает путь. Холодом и жутью веет от наведенных в упор орудий. Сверкает ослепительный огонь. Скачем назад.

На станции Палкино спешились, доложили обстановку. Пехота мирно обедала. Только мы присели, хлебнули по ложке — рядом разорвала снаряд. Походную кухню перевернуло взрывной волной.

Эшелон оттянулся в Екатеринбург. Мы трое — Медведев, Перин и я, продираясь сквозь мелколесье болота, утопили коней. Пришлось идти пешком.

На станции Екатеринбург стоял последний эшелон, готовый к отправлению.

Красногвардейские отряды отступали на Егоршино — Алапаевск — Пермь. В воззвании Уральского комитета партии от имени всех бойцов говорилось: «Мы еще вернемся!»

Начались кровопролитные бои. В тяжелых схватках с контрреволюцией крепла воинская закалка, выковывались свои методы борьбы. Бить врага не числом, а умением — этот суворовский наказ стал нашим девизом.

За Пермью, в городе Глазове, получили подкрепление и сформировались в регулярную боевую единицу Красной Армии — 266-й полк имени Малышева. Собственно, полком наша часть стала называться гораздо раньше, после пополнения свежими силами в Кунгуре. В торжественной обстановке полк получил боевое Красное знамя. Многие командные должности в нем занимали верхисетцы. Рабочие крупносортного цеха Григорий Десятов и Андрей Рыков командовали батальонами, Андрей Елизаров стал начальником пулеметной команды. Командовал полком невьянский рабочий Николай Александрович Таланкин. Полк входил в 30-ю дивизию.

Дивизия отступала с боями. Примерно в ста километрах от Вятки мы попали в полукольцо. Бойцы в один голос заявили: «Ни шагу назад-только вперед!»

Началось решительное наступление. Фронт колчаковцев был прорван Осенью и в начале зимы разыгрались сильные бои под деревнями Сапоги и Бараньи Ноги.

Стояли трескучие морозы. За какие-нибудь полчаса хлеб твердел как лед. Правда, и в теплой землянке краюха военного образца с большой примесью мякины была не особенно мягка!

Весной 1919 года наше наступление усилилось. В Билимбае дивизию отвели на отдых, в резерв. Так во втором эшелоне мы и вошли в родной Екатеринбург. Это было в середине июля. Немногие верхисетцы дожили до этого дня. Погибли командир роты Герман Быков, пулеметчик Александр Викулов и сотни других замечательных людей.

Мне было приказано организовать расквартировку полка в городе.

Я обогнал нашу головную колонну и, изо всех сил погоняя коня, с рассветом достиг предместья.

Мой Казак (так звали коня) бодрой рысцой уверенно выбирался из переулков.

«Куда это он разбежался?» — подумал я и, осмотревшись, с удавлением заметил, что умный конь торопится к знакомым воротам, я спокойно опустил голову, словно ничего не случилось, и медленно достал из кармана солдатский кисет. А у самого сердце так и рвется из груди.

Вот и материнский дом, небольшой, в три окошка. Казак резко сбавил шаг и, осторожно пощипывая траву, подходил к завалинке. Может быть, у меня и хватило бы сил проехать мимо. Но взгляд с тревогой остановился на окне, закрытом изнутри железным противнем. Что с мамой? С сестренкой? Живы ли?

Я отчаянно забарабанил в ворота. Звякнул засов, и мама, увидев меня, упала на каменные плиты двора.

Трудное время пришлось пережить красногвардейским матерям и женам, оставшимся в колчаковском тылу. В поселке свирепствовал разгул озверевших ермохинцев, не прекращались ночные налеты, аресты, пытки. Со слезами на глазах мать рассказала о слежке, установленной за нашим домом. Вот прикрыла окна противнями, но разве убережешься! Поставили конвой в комнатах, в огороде. Перерыли все закоулки: золото искали. Если б им нужно было только золото! А то тряпками не брезговали. Особенно старался Ломоня.

— Знаешь ты его? Забрал твою ненадеванную шинель, флотскую форму отца. Прости, сынок, что не уберегла. А супостат-то с беляками отступил.

Ломоню я помнил. Вместе работали на заводе. Настоящая фамилия его была Карлуков. Вон какой он оказался! Ну, погоди, еще встретимся…

Мать стала собирать на стол, но я поднялся.

— Приказ есть срочный. Выполню — приеду.

Вышел во двор. Казак уже переступал с ноги на ногу под навесом. Вместе с другими частями 30-я дивизия победоносно продвигалась в глубь Сибири. Сильные бои были на станции Зима, в Ачинске, где мы действовали совместно с партизанами Щетинкина. Наступил крах колчаковщины. Солдаты, обманутые белогвардейской пропагандой, массами сдавались в плен. Добровольцы срочно меняли маску, играя роль непричастных.

В это время наша часть стояла на станции Тайшет. Узенькие улицы с деревянными тротуарами по бокам кишели народом. Как-то шел я по центру. Навстречу — трое красноармейцев. Начищенные до блеска сапожки, подтянутые гимнастерки. Ничего не скажешь — образцовые бойцы. Я еще полюбовался ими. Вдруг кровь ударила мне в лицо. Постой, постой, кто же это шествует в середине? Ломоня! Ермохинский агент, мародер, о котором мне рассказывала мать.

— Ты как сюда попал?—спросил я его без всяких околичностей.

— О, Витя, земляк, здорово!—заискивающе затараторил он, медля ответом.

Я сурово повторил вопрос.

— Служу в ревкоме. Денежный ящик охраняю.

Ничего себе, думаю. Пустили козла в огород.

— Кругом! — тут уж Ломоня догадался, что шутки плохи, побледнел.

затрясся:

— Я не виноват. Тогда все шли к белым!

До октября 1920 года полк нес охранную службу в Забайкалье.

Затем нас посадили в вагоны и перебросили на юг — на борьбу с Врангелем.

Прибыли в назначенный пункт, помылись в бане и маршем выступили в направлении к Сивашу и Чонгарскому мосту. Полком командовал высокий, широкоплечий латыш Аронэт. Екатеринбуржцы Зыков, Петров, Сапегин были комбатами.

Образец героизма показал Александр Сапегин. бывший рабочий Верхнего Тагила. Ночью с группой разведчиков он переправился на лодке через Сиваш и захватил вражеский блиндаж. Как это было важно, мы узнали потом, когда штурмом прорвали мощные укрепления противника.

А они действительно были мощные! Врангель пытался укрыться от народной мести пятью рядами колючей проволоки, дальнобойным» орудиями, снятыми с боевых кораблей, пулеметами и пушками. Ночью подступы к заграждениям освещались сильными прожекторами и были минированы. Управление минным полем сосредоточивалось как раз в блиндаже, удачно захваченном разведчиками.

Наш конный отряд использовали только частично, как связистов для контакта с соседними дивизиями — 29-й и 7-й кавалерийской. Большинству пришлось спешиться.

Бой начался поздно, вечером. Саперы навели мост в два бревна, и по нему на ту сторону Сиваша устремились красные бойцы. Тревожно засияли голубые лезвия вражеских прожекторов. Воздух загудел от части разрывов. Захлебываясь, заговорили пулеметы. То тут, то там взметались мощные фонтаны соленой воды, ила, грязи. Но пехота шла—где по мостику, где вброд, а где и вплавь.

На берегу нас ожидало новое препятствие — проволочное заграждение. Каждая минута промедления стоила жизней. Бойцы, не дожидаясь помощи саперов, бросались на «колючку» и гибли, образуя мост из тел.

Сопротивление было сломлено. Мы ворвались в Джанкой. Еще немного — и сам Врангель оказался бы в числе пленных. На столе, в его квартире, дымился генеральский обед. Разбросанные в беспорядке личные вещи «великого полководца» красноречиво свидетельствовали о его беспримерной резвости, благодаря которой он и остался в живых.

В боях под Перекопом 30-я дивизия овеяла себя славой. О ее подвиге сложена известная песня, где отображен славный путь от Урала до Чонгара.

Смертью храбрых пали лучшие люди 266-го имени Малышева полка. Погиб Зыков, вместе со своим батальоном попавший в окружение. Были ранены Банных, бывший верхисетец Александр Рыбников, рабочий мартеновского цеха.

Надолго останется в памяти подвиг нашего разведчика, рабочего Петра Долгих. Под шквальным огнем неприятеля он срубил клинком столб, служащий ориентиром для прицельной стрельбы. Можно назвал имена героев-верхисетцев — пулеметчика Михаила Курилова, Степана Жданова и других. Героизм был массовым.

После короткого отдыха в Джанкое полк подтянули к Симферополю.

В это время решалась судьба «армии» батьки Махно. Командование Красной Армии, желая избежать кровопролития, предложило анархистствующему войску или перейти в регулярную часть и жить по общеармейским законам, или сложить оружие.

На этот миролюбивый акт бандиты ответили выступлением против Советской власти. Смяв небольшой заслон 7-й кавдивизии, они пошли колесить по раздольный степям Украины. Путь их был отмечен пожарищами, зверскими расстрелами коммунистов и комсомольцев, разгоном местных Советов.

С лета 1921 года полк участвовал в ликвидации махновских банд. Бандитские тачанки были очень подвижны.

За спиной махновцев зажиточные кулаки и подкулачники. Поддержка местных богатеев, знающих прекрасно местность, часто выручала бандитов.

В этих условиях наша пехота села на подводы, став «механизированной» частью. Разведчики снова оседлали своих боевых коней. Появились тачанки. Началась непрерывная погоня

Хорошо запомнился мне бой и Гавриловне. Наш разведывательный отряд, прочесывая дороги, вынужден был задержаться в этом селе. Сразу же я отправил в штаб донесение:

«В Гавриловне противника нет. Все спокойно!»

Не успели мы разместиться по квартирам, как наблюдатель с колокольни донес: движется большой отряд махновцев. Действительно, смотрю, едут с песнями под гармошку, одеты кто во что горазд. Посоветовались с помощником и решили организовать встречу. Лошадей спрятали за церковную ограду, один пулемет — на колокольне, другой установили возле стены. Природные условия благоприятствовали обороне: вокруг села петляла речка. Единственная дорога вела через мост. Туда и нацелились пулеметы. Едва головная часть вступила в село, навстречу ей хлынул свинцовый ливень. Махновцы повернули и рассеялись во все стороны поля. Вокруг чернели тела убитых. Посреди моста раскинулся бандитский вожак, огромный детина в шелковой рубахе с чужого плеча, модном пиджаке и красных сафьяновых сапожках.

Вскоре с махновцами было покончено. В марте 1922 года я демобилизовался. Провожали нас очень торжественно. Радость прощания была омрачена воспоминаниями о погибших товарищах.

После службы вернулся я вместе со своими земляками в родной уральский город на Исети.

Записал Ю. ТРИФОНОВ

Фото: humus.livejournal.com

Источник: «Урал», 1958г.